Федерация и федерализм: семантико-терминологический аспект
Что касается субъектов федерации (кантонов), то И. Андреевский лишь настоятельно подчеркивал необходимость сохранения ими «для своих внутренних дел» самостоятельного управления в демократической форме, прежде всего – в виде представительной демократии, более согласованной «с идеями нового человеческого общества, с необходимостью разделения труда и с невозможностью заниматься управлением государственными делами всем гражданам государства». Об их конкретных полномочиях и предметах ведения И. Андреевский не говорил.
Однако и приведенный современными авторами перечень признаков субъектов федерации также, на наш взгляд, недостаточен для исчерпывающего представления об их принципиальных особенностях. Самостоятельным политико-правовым статусом, собственной компетенцией и относительно обособленной системой органов власти обладают и другие государственно-подобные образования, территориальные автономии и даже муниципальные образования. Различие состоит лишь в степени самостоятельности, относительности обособления и объеме компетенции.
Мало что дают широко распространенные ссылки на происхождение самого слова «федерация» от латинского «foedus» (соглашение), и даже заявление Г.А. Стрельникова о том, что федерация по смыслу совпадает с древнеиудейским термином «brit» (berith), который является фундаментальным понятием в библейской традиции и означает соглашение с Богом, а также между людьми. Мировой опыт создания территориальных автономий не исключает выработку их конституционно-правового статуса на основе соглашения (или договора) власти этих провинций с центральной государственной властью. В качестве аспекта солидаризации можно в порядке полемики рассматривать участие общегосударственных органов в реализации компетенции автономного образования его собственными органами. Например, по мнению разделяющего позицию Г. Еллинека известного русского юриста и политического деятеля Ф.Ф. Кокошкина, «характерный признак автономной области заключается в том, что вся власть, осуществляемая в соответствующей области как таковой, предполагает совместную деятельность области и господствующей власти».
А.А. Никитский называл важнейшими сферами самостоятельной, то есть свободной от распространения от общефедеральной власти, компетенции членов федерации принятие собственных конституций и законов, касающихся положения церкви в государстве, государственное налогообложение, за исключением общегосударственных платежей, народное просвещение, местное самоуправление и другие вопросы. В других источниках этот перечень дополнялся, в частности, такими вопросами, как собственное уголовное и гражданское законодательство, законодательство о судопроизводстве и судоустройстве.
Однако и автономные единицы способны иметь достаточно (и порой очень) широкие полномочия, вплоть до самостоятельного принятия собственных конституционных актов и отраслевых законов без последующего утверждения верховной государственной властью. Убедительный тому пример – автономные советские социалистические республики в СССР согласно Конституции Советского Союза 1977 года.
Все сказанное заставляет предположить, что принципиальным статусным отличием субъектов федерации от других несуверенных государственных (государственно-подобных) образований является как раз то, что последние могут обладать широкими правами в решении исключительно вопросов их внутренней жизни. Субъекты же федерации, помимо этой сферы, вправе принимать участие в формировании и осуществлении центральной власти в тех или иных установленных законом формах. На данное обстоятельство издавна обращали внимание в отечественной государственно-правовой литературе, а в настоящее время, вслед за В.М. Гессеном, А.С. Ященко и другими представителями русской юридической науки, эту позицию разделяет профессор МГУ доктор юридических наук Н.А. Богданова.