Федерация и федерализм: семантико-терминологический аспект
что именно они прежде всего выступают субъектами данной формы государственного единства.
Требует пояснения упомянутая выше точка зрения А.Б. Венгерова, по мнению которого федерация состоит «из государств-членов или государственных образований (субъектов федерации)». Анализ его формулировки дает основания сделать вывод о том, что в федерации возможны два вида участников – «члены» и «субъекты», и что несуверенные государственные образования могут быть только субъектами, а государства – только членами федеративного сообщества.
Данная позиция, по меньшей мере, спорна. В русском языке и научно-юридическом обороте даже при асимметричной федерации термины «член федерации» и «субъект федерации» имеют одинаковое содержательное и смысловое значение, а при одновременном использовании в предложении перечисляются как однородные члены. Причем и в теории федерализма, и в практике конституционного нормотворчества об основных региональных составляющих общефедеральной территории преимущественно говорят именно как о субъектах федерации. Один из примеров тому – п. 1 ст. 67 Конституции России, в силу которого «территория Российской Федерации включает в себя территории ее субъектов», и п. 3 той же статьи, предусматривающий, что «границы между субъектами Российской Федерации могут быть изменены с их взаимного согласия», несмотря на несколько скептическое отношение со стороны ряда зарубежных исследователей (в частности, финского автора Ю.Н. Джорджа Пайле) к использованию термина «субъект федерации» в российском законодательстве.
С учетом сказанного, в продолжение сложившейся практики, представляется обоснованным называть составные части федеративного государства, независимо от их статуса, субъектами федерации, характеризуя их не государствами, а ввиду большей универсальности этого термина – государственными образованиями.
Существенный научный и практический интерес представляет выявление государственно-правовой специфики государственных образований как субъектов федерации. К числу их признаков, названных в отечественной литературе (суммируя хотя бы высказывания авторов, чьи точки зрения уже рассматривались), можно отнести определенную политическую и юридическую (или отдельно политическую либо юридическую) самостоятельность, формально ограниченную правами федерального уровня; обладание в том или ином объеме самостоятельной (собственной) компетенцией, при четком отделении ее от компетенции общефедеративных структур; наличие своей, обособленной от них, системы законодательных, исполнительных, судебных и иных государственных органов.
В этой связи А.Н. Кокотов замечает, что федерацию можно уподобить двухэтажному зданию. На первом располагаются субъекты федерации, а на втором – собственно федеративное государство. Аналогичную мысль, но почти на сто лет раньше, высказал З. Авалов, полагавший, что федерация – «может быть, высшая форма государственной техники, в которой наряду и над властями отдельных государств учреждается еще другая, общая, независимая от первых власть для поименованных в конституции общих дел».
Еще раньше, в 1866 году, руководствуясь примером Швейцарии, на исключительную важность этой власти для обеспечения статуса кантонов указывал профессор И. Андреевский, полагавший, что высшая цель союзного государства состоит в «обеспечении свободы, прав и общей безопасности его членов».